. ХХ век до предела обострил проблему взаимопонимания. Более пятидесяти лет человечество живет в условиях, каких оно не знавало во все предшествующие времена. Вопрос “быть или не быть” – это уже вопрос для всех и каждого. Человечество сегодня так и не выработало иммунитета против тотальной войны на самоуничтожение. И это – "кричащая реальность нашего времени".

Возможно ли обретение человечеством  универсального “языка понимания”, который бы помог вырваться из опасного “круга непонимания” себя, другого и мира? И к какому “источнику” надо прильнуть, чтобы мысль и язык стали “ясными и отчетливыми”, а сердце услышало “тихий голос Бытия”? 

Философия родилась из древних эзотерических (гр. esoterikos-внутренний, тайный, понятый лишь избранным) учений Индии, Халдеи и Египта.

Фалес, Пифагор и Платон в своих путешествиях по странам Востока многое узнали о далеких культах и принесли с собой в Грецию мудрость этих учений. Момент рождения философии из религиозных мистерий (гр. mysterion - тайна, таинство) - это точка расхождения двух ветвей знаний, эзотерических и экзотерических (гр. exoterikos -внешний, доступный, понятный непосвященным). Главный язык эзотерики - это язык образов, язык символов, “язык геометрических представлений”. Язык философии - это “язык понятий”. На первом этапе развития философии  эти два языка мирно сосуществовали.

Наиболее ярко “язык геометрических представлений”(В.Налимов) проявился в философии Пифагора, которая представляла собой целостное учение.  Б. Рассел  сказал о Пифагоре: "Я не знаю ни одного человека, который бы оказал такое влияние на человеческое мышление, как Пифагор". Во времена Пифагора изучение геометрии, музыки и астрономии считалось существенным для понимании Бога, природы и человека. Никто не мог считать себя учеником Пифагора до тех пор, пока он не овладевал в достаточной степени этими науками. Богом Пифагора была Монада или единое, которое есть Все. Он описывал Бога как Верховный Ум, рассредоточенный по всем частям света Вселенной, как Причину всех вещей, Разум всех вещей и Силу всех вещей. Он говорил, что движение Бога является круговым, тело Бога состоит из световой субстанции, а природа Бога - из субстанции истины. Пифагор учил, что все в Природе разделено на три части и что никто не может стать воистину мудрым, пока он не будет представлять каждую проблему в виде треугольной диаграммы. Пифагор разделил Вселенную также на три уровня: Высочайший Мир, Высший Мир и Низший Мир. Высочайший Мир является тонкой проницаемой духовной сущностью, пронизывающей все вещи, и, следовательно, истинной плоскостью самого Высочайшего Божества, и при этом Божество является вездесущим, всемогущим и всеведущим. Три Мира были названы вместилищами. Первый был вместилищем принципов, второй - разума, третий - количеств. Симметричные геометрические тела имели для пифагорейцев и последующих греческих мыслителей огромное значение. В правильном геометрическом теле с двенадцатью гранями Пифагор усматривал аналогию с Двенадцатью Бессмертными, покрывающими всю Вселенную.

 Платон расширил доктрину геометрических тел в своем “Каноне”.  При входе в платоновскую Академию были  слова: “Да не войдет сюда несведущий в геометрии”. Великий философ утверждал, что  "...геометрия - это познание вечного бытия, а не того, что возникает и погибает”.

  Основой  учения Платона было признание явной недостаточности вербальных средств для выражения полноты философского мышления. Созерцание  геометрических фигур(эйдосов и их производных - идей) должно было, по замыслу Платона, выражать сущность блага и истины.  Например, прямой угол отождествлялся с истиной. 

Неоплатоник Прокл Диадох пишет в своем Комментарии на первую книгу "Начал Евклида": "геометр должен превратить изучение своей науки из самоцели в дело собственного пробуждения, перехода от воображения к чистому разуму, абстрагируясь в этом действии от протяженности и деятельности пассивного интеллекта, через что он увидит все вещи лишенными размеров и неделимыми, а именно: круг, его диаметр, многоугольники в круге, все вещи во всех и каждую отдельно".

Как отмечает В. Катасонов, "в том и состояло отличие античной культуры от новоевропейской, что быть в первой просто профессионально, по - обывательски, математиком было почти невозможно. Наука особенно в платоново - пифагорейской традиции, понималась как деятельность, причащающая человека высшей реальности, открывающая ему доступ к высшим озарениям... Античная математика стремится в последнем счете к восприятию формы (идеи) геометрической фигуры, как некой целостной сущности, требующей для своего постижения соответственно и целостного же умственного акта - интеллектуального созерцания".

 Как отмечает В.Визгин, в 16-м веке "возникает поворот от слов к вещам". Восхождение установки на скромное, но точное и ясное знание самих вещей сопровождается "опрозрачиванием языка", способствующим вхождению его в новую эпистемическую дисциплину опыта и скупого, но ясного и естественного света. И это новое соотношение слов и вещей характеризует основную установку классического мышления, проявившуюся в механистической науке,    метафизике и языке  Нового времени. 

У Декарта рождается идея “универсального языка”. По мнению философа, “универсальный язык”, однозначно понимаемый всеми людьми, должен основываться на всеобщей классификации, математике, логике и главным образом философии, вследствие чего его стали называть “философским языком”. Такой язык, созданный средствами науки, должен быть удобным не только для передачи мысли, но и для самого мышления.

Вслед за Декартом этой проблемой занимался Лейбниц. Он предлагал выразить все содержание человеческого мышления системой символов (“характеров”) - своеобразной “азбукой человеческих мыслей” - и заменить рассуждения вычислениями. Таким образом, язык становился бы алгеброй мысли. Лейбниц считал, что “никогда не кончатся споры и не установится мир в борьбе школ, пока от путаных рассуждений, неясных слов и неопределенных значений мы не перейдем к простым исчислениям и определенным характерам”. По его мнению, универсальный язык, в том виде каком его предполагалось создать, есть “самое возвышенное и самое экономичное употребление человеческого разума с помощью символов и знаков”. Лейбниц указывал источниками своей “универсальной характеристики” учения Пифагора и Луллия. 

Б.Паскаль в своих "Мыслях" отмечает: "...человек находится в состоянии естественной и непреодолимой неспособности построить какую - то бы ни было науку совершенным образом; но отсюда не вытекает, что следует оставить любые попытки упорядочить познание. Ибо имеется один такой способ упорядочения, и именно в геометрии, который хотя и относится к истинам низшего порядка, поскольку он не слишком убедителен, однако отнюдь не потому оно относится к истинам низшего уровня; оно предполагает лишь вещи ясные и устойчивые в естественном свете[разума], и поэтому он [этот порядок знания] совершенно истинен, поддерживаемый самой природой вещей, а не рассуждением. Наиболее совершенный порядок знания, доступному человеку, состоит отнюдь не в том, чтобы все определить или все доказать, или, наоборот, ничего не определять и ничего не доказывать, но в том, чтобы держаться середины: не стремиться определять вещей ясных и понятных для всех людей и [в то же время] определять все остальные, не стремиться доказывать все вещи [и так]  понятные людям, а доказывать все другие". 

“Учение о символах и числах” и “учение о чертежах и писаниях”, возникшие в Китае более, чем две тысячи лет назад, несут в себе идею, сходную с “философским языком”:

“Учитель сказал: Совершенномудрые составили символы – этим исчерпав мысли, установили гуа – этим исчерпав стремления, присоединили толкования, в которых исчерпали речь, изменяя и сочетая их – исчерпали счастье, возбуждая их, стимулируя их – исчерпали дух” (“Си цы чжуань”). 

Cледует отметить и мистическое учение каббалу, использующую знаково-символические схемы. Наиболее ранний литературный памятник каббалы “Книгу творения” относят по времени написания к III - VIII векам н. э.

С каббалой неразрывно связана система карт таро. Обычные игральные карты произошли путем упрощения системы таро. Таро - это мировоззренческая и философская символическая система, включающая в себя идеи каббалы, алхимии, астрологии - всех средневековых герметических (“тайных”) наук. Эта символическая азбука метафизических идей, “мыслеобразов”, которые с трудом укладываются в обычные понятия. “Странный” союз символов игральных карт и философско-мировоззренческой системы  проясняет легенда, приведенная в книге П. Д. Успенского “Символы  Таро”. 

“Когда Египту угрожало нашествие иноплеменников, жрецы, зная, что на этот раз царство фараонов уже не восстанет, решили приготовиться к гибели всего. Они собрали всех ученых, чтобы обсудить, как сберечь знание, накопленное тысячелетиями, как передать его будущим поколениям, которые, они знали, придут после варваров.

Сначала думали доверить знание добродетели. Выбрать среди посвященных особенно добродетельных лиц и поручить им хранить знание и передавать его только таким же добродетельным людям, как они сами, из поколения в поколение.

Но один жрец возразил на это, что добродетель - это самая хрупкая вещь на свете и что, кроме этого, ее труднее всего найти, особенно тогда, когда она особенно нужна. Поэтому он предложил доверить сохранение тайн пороку, который всегда и везде имеется налицо и необыкновенно прочен в людях.

Порок, сказал он, никогда не исчезнет совершенно, и мы можем быть уверены, что наши принципы, если мы их доверим пороку, сохранятся долго и хорошо.

Это мнение было принято, и была изобретена игра, как служащая пороку, в которую и была вложена вся тайная доктрина. Таро состояло первоначально из небольших металлических пластинок, на которых были выгравированы таинственные фигуры. Известно, что игроки очень суеверны. И они, хотя и не понимали их значения, тем не менее, в точности сохраняли все фигуры и знаки и передавали Таро из поколения в поколение гораздо лучше, чем могли бы сделать это какие бы то ни было добродетельные люди."

Из приведенной легенды видно, что  необходимость сохранения знания подтолкнула к изобретению оригинального “порочного” способа его “сжатия” и кодификации. 

 Слово “символ” (греч. symbolon) имеет несколько значений: а) “смешанный в кучу”; б) предмет, действие и т.п., служащие условным обозначением какого - либо образа, понятия, идеи; в) условное обозначение той или иной величины, элемента, принятое какой - либо наукой; г) символ веры. Как отмечает Г. Царева, у древних греков в первом значении служили осколки разбитой плитки, с помощью которой люди, вступающие в контакт, могли узнать друг друга, если места излома при соединении совпадали, поэтому каждый символ является по своему характеру тайным или условным знаком. Смысл символа, который не может и не должен быть понятым для людей не принадлежащих к определенной группе, то есть для тех, кто не посвящен в значение символов, является намеком на то, что за видимым изображением данного знака скрыт более глубокий смысл. Символ как знак не может быть понят вне своего метафизического, религиозного и культурного контекста и той почвы, на которой он произрос, так как символ - это ключ, позволяющий проникнуть в область большую, чем он сам. Поэтому поиск процесса символизации включает в себя разгадку строения самой души. Это может объяснить, каким образом и почему значение чего-либо передавалось из поколения в поколение при помощи символов.

Способность создавать и использовать символы, отмечает далее Г. Царева, есть всеобщее свойство человека во все времена и является основной функцией разума. Если история изучения письменности берет свое начало пять тысяч лет назад, то история символизма уходит вглубь времен на сотни тысяч лет назад в эпоху палеолита. Хотя письменность была шагом вперед по сравнению с древним символизмом, тем не менее, знаки письменного языка не могли и не могут заменить символы. Более того, мысль и язык самым тесным образом связаны с символикой, поэтому сам язык и письменное слово стали приобретать особое символическое значение, или некий символический код, так как письменность связана с верованием о божественном ее происхождении, а буквы, цифры и слова - это лишь формы ее проявления. Символ же, какой бы формой он ни был представлен, является специфическим языком перевода феноменальной реальности в ноуменальный мир. В зависимости от скорости “потока сознания”, то есть от его иерархического уровня, человек сможет познать символ в целом или увидеть только его определенную грань. Это может произойти только в том случае, когда “вибрационный код” воспринимающего и передающего определенный символ совпадают. Познать сущность символа можно только при слиянии с его ритмом, внутренняя сила которого передается наблюдателю. 

Э. Кассирер отмечал, что исследования в сфере “наук о духе” и “наук о природе” требуют синтетической интерпретации теории культуры - в лингвистике и теории языка. По Кассиреру, символическая деятельность человеческого духа “приложима не только к языку, но также к мифу, религии и искусству, которые в конечном итоге на нем основываются”. Развивая идею символических форм,  можно будет преодолеть дуализм между методами изучения природы и методами изучения самого человека: “...символический процесс пронизывает сознание как единый поток жизни и мысли. И только он в своей текучей подвижности создает многообразие и связность сознания, его вариативность и континуальность”. Опираясь на идеи Платона, Кассирер  намечает путь поиска искомого символа как идеального основания и его смыслового, ценностного  наполнения, : "Знанию простой смены явлений Платон прежде всего противопоставляет рассмотрение их телеологической     связи. Мы не имеем истинного познания естественных процессов, пока мы рассматриваем их только в качестве индифферентных зрителей; мы его  получаем лишь тогда, когда рассматриваем весь развертывающийся перед нами процесс, как некоторое целесообразно расчлененное целое. Мы должны понять как один момент требует другого, как все нити сплетаются между собой, чтобы под конец соединиться в одну ткань... Мы не сумеем понять истинно какое - нибудь отдельное явление, если не укажем ясно его место в совокупном плане действительности... Последним и решительным основанием этого может быть лишь "благое и справедливое"("Федон"). Чувственное бытие должно быть сведено к его идеальным основаниям; но завершением царства идей является идея добра, в которую таким образом упирается все наше понимание". И  далее: "Первый и необходимый шаг состоит повсюду в том, чтобы превратить чувственно - неопределенное, которое как таковое, нельзя охватить и заключить в твердые границы, в количественно определенное, управляемое мерой и числом. Особенно ясно развивают это требование позднейшие платоновские диалоги, как, например, Филеб... Бытие лишь постольку космос, целесообразно расчлененное целое, поскольку оно управляется строгими математическими законами. Математический порядок есть одновременно и условие и первооснова состава действительности; числовая определенность вселенной есть вернейшая порука ее внутреннего самосохранения". 

И далее: "Мы поймем науку в ее логической структуре лишь тогда, когда уясним себе, каким образом она осуществляет обобщение особенного под началом всеобщего. Однако при ответе на этот вопрос нам нужно остерегаться одностороннего формализма, поскольку нет общей схемы, на которую мы могли бы сослаться. Эта задача равным образом существует для всех наук, но ее решение идет совершенно разными путями. Именно в этом разнообразии выражается своеобразный и специфический тип познания. Очевидно, что решение проблемы, при котором "всеобщие понятия" естествознания противопоставлялись "индивидуальным понятиям" исторических наук, было недостаточным, поскольку такое разделение в некоторой степени разрывает жизненную нить понятия. Всякое понятие по своей логической функции, хочет быть "единством разнообразного", отношением между индивидуальным и всеобщим. Если изолировать один из этих моментов, то разрушится "синтез", который хочет осуществить любое понятие как таковое."Особенное, - как сказал Гете, - вечно подлежит всеобщему, всеобщее вечно должно быть связанным с особенным". Однако вид этой "связи", этого соединения особенного посредством всеобщего не во всех науках одинаков. Она будет различной, если мы сравним систему математических поятий и эмпирические понятия естествознания и если последние мы противопоставим историческим понятиям. Для того чтобы установить различие, постоянно требуется тщательный анализ. Наипростейшим является отношение, когда удается выразить всеобщее в форме понятия - закона, из которого можно дедуктивно вывести отдельные "случаи".

Кассирер, развивая идеи Вильгельма фон Гумбольта о "внутренней языковой форме" указывает на необходимость  поиска ее структуры: "Несомненным является то, что мы должны, там, где только это возможно, изучать язык в его развитии и что это дает нам богатейшие плодотворнейшие знания о нем. Однако, для того чтобы рассмотреть его состояние по отношению к исследующему и объясняющему, чтобы полность увидеть совокупность языковых явлений, мы должны пойти по другому пути. Нам нужно исходить из того, что Вильгельм фон Гумбольт называл "внутренней языковой формой" и попытаться составить собственный взгляд на структуру этой внутренней языковой формы"... То, что представляет язык по своей структуре, можно определить также и тогда, когда мы почти или совсем ничего не знаем о его историческом развитии". 

 Сам  Гумбольт  в основу поиска "внутренней языковой формы" положил понятие единства: “Это единство - человечество, а человечество есть не что иное, как само “я”. Я и ты - это совершенно одно и то же, точно так же, как я и он, я и она и все люди”. Единству человечества соответствует, по Гумбольту, единство того, что он называет “сила суждения”.  Гумбольт отмечал, что различие между языками не является простым различием "звуков и знаков". В каждом языке выражается "взгляд на мир", определенная направленность мышления и представления. 

Наметку пути выхода из “плена языка” дает Г. Башляр: “Мы всегда должны испытывать недоверие к понятию, которое не смогли еще диалектизировать. Помехой же диалектизации является перегрузка его содержания. Эта перегрузка мешает понятию тонко реагировать на все изменения условий, которыми задаются настоящие функции. Такому понятию придают слишком много смысла, так как его никогда не мыслят формально... Но если ему придают слишком много смысла, то стоит опасаться, что два разных субъекта не придадут ему один и тот же смысл. Отсюда возникают глубокие семантические нарушения, которые препятствуют взаимопониманию людей нашего времени”.

Проблема цельного, гармоничного видения мира, единого "языка бытия" волновала и основателей современной физики. Примечательно одно из воспоминаний В. Гейзенберга в его работе “Часть и целое”. Однажды Н. Бор привел его к развалинам древнего замка на берегу моря. В молчании полюбовавшись зеленью растительности, пробивавшейся между старых камней и игрой  солнца   с   волнами, Бор обратился к Гейзенбергу: “Сейчас я скажу всего несколько слов. Ни один камень, ни одна веточка за это время не изменятся. Блеск солнца в волнах останется тем же самым. Но все восприятие этого места полностью изменится”. И немного помолчав, добавил: “Это Эльсинор. Здесь жил Гамлет”. Гейзенберг был потрясен словами Бора. Перед взором великого физика предстало уже иное пространство.

Процесс “сжатия”, "упорядочения" и кодификации знания  - это прежде всего проблема понимания пространства и времени, в том числе и "языкового пространства".  У И. Канта: “ Пространство есть необходимое априорное представление, лежащее в основе всех внешних созерцаний... Пространство следует рассматривать как условие возможности явлений, а не как зависящее от них определение; оно есть априорное представление, необходимым образом лежащее в основе всех внешних явлений. Время также не является эмпирическим понятием. Оно есть “необходимое представление, лежащее в основе всех созерцаний”. Время по Канту есть "внутреннее чувство", дающее нам "чистое восприятие самого себя", т.е.как "Я". С другой стороны время по Канту - "схема пространства".  "Схема"  есть "способ построения любой предметности".  Кант намечает путь к истоку знания и построения  "схемы" языка бытия и , соответственно,  картины мира: "... чтобы познать возможность определенных вещей, стало быть познать их a priori, требуется еще, чтобы было дано соответствующее понятию априорное созерцание, т. е. чтобы понятие было конструировано (выд. В.Р.) Но познание разумом, основанное на конструировании понятий, есть познание математическое". 

Кант  отмечает: "Наша природа такова, что наглядные представления могут быть только чувственными, т.е. содержат в себе лишь способ действия на нас предметов. В свою очередь, способность мыслить предмет чувственного наглядного представления есть рассудок. Ни одну из этих способностей нельзя предпочесть другой. Без чувственности ни один предмет не был бы нам дан, а без рассудка ни один не был бы мыслим. Мысли без содержания пусты, а наглядные представления без понятий слепы. Поэтому в одинаковой мере необходимо понятия делать чувственными(т.е. присоединять к ним предмет в наглядном представлении), а наглядные представления делать понятными (т.е. подводить их под понятия). Эти две способности не могут замещать своих функций одна другою. Рассудок ничего не может наглядно представлять, а чувства не могут ничего мыслить. Только из соединения их может возникнуть знание." Итак, по Канту  "существуют два ствола человеческого познания, происходящие, возможно, из общего, но нам не известного корня, а именно, чувственность и рассудок; посредством первой предметы даются, посредством второго мыслятся". Ответ дает сам Кант: "...очевидно, должно существовать нечто третье, однородное в одном отношении с категориями, а в другом отношении с явлениями и обуславливающее возможность применения категорий к явлениям. Это посредствующее представление должно быть чистым (не заключающем в себе ничего эмпирического) и тем не менее, с одной стороны, интеллектуальным, а с другой - чувственным. Такой характер имеет трансцендентальная схема". "Схема чувственного понятия ... есть продукт и как бы монограмма чистой способности воображения а  priori". "Этот схематизм нашего рассудка в отношении явлений и чистой формы их есть сокровенное в недрах человеческой души искусство, настоящие примеры которого нам едва ли когда - либо удастся проследить и вывести наружу". 

Итак, задача, которую поставил Кант - найти и построить "монограмму",  которая "есть ... представление о методе соединения". Кант указывает  шаги конструирования: "Синтез есть первое, на что мы должны обратить внимание, если хотим судить о первом происхождении наших знаний. Синтез вообще, как мы увидим это впоследствии, есть исключительно действие способности воображения, слепой, хотя и необходимой функции души; без этой деятельности, мы не имели бы никакого знания, хотя мы и редко осознаем ее в себе".. "Итак, у нас есть чистая способность воображения, как основная способность человеческой души, лежащая в основании всех априорных знаний. При помощи ее мы приводим в связь многообразие наглядного представления, с одной стороны, с условием необходимого единства чистой апперцепции, с другой. Это крайние звенья, именно чувственность и рассудок, необходимо должны соединяться друг с другом при помощи трансцендентальной функции способности воображения". Итак,  для Канта "схема" - есть "правило синтеза способности воображения". Он называет также "схему" понятия "схематизмом времени", ибо "...само понятие последовательности впервые имеет своим источником движение как акт субъекта". Производя схему этого движения, как отмечает Кант, "я произвожу само время", т.е.  произвожу самосознание.  При построении идеальной "схемы" понятия  необходимо различать"образ" вещи от применяемого нами в дальнейшем при построении понятия "эйдос", переводимый с греческого также "образ", но понимаемый как первомера всякой вещи. Под "перво" здесь мы понимаем первый уровень синтеза способности воображения. Второй уровень искомой "схемы" будет строиться на идеи  инвариантов первопонятия, а третий - на древних  идеях  центра и со-раз-мерности (симметрии).Таким образом решение проблемы кантовского "схематизма" это не решение задачи "квадратура круга", а решение задачи "кубатуры сферы".

 Все два века после Канта человек продолжал усиливать “атаку” как на  "пространство и времени", так и на само "понятие".  Эти "атака" шли как со стороны философов, так и естествоиспытателей.   Но все более расширялась пропасть между “науками о духе” и “науками о природе”. Одновременно продолжался процесс “дробления” самого пространства философской мысли. Проблема “плена языка” все более обострялась.

Интересные "топологические" идеи, которые мы используем для построения структуры "языка бытия", высказал видный философ XX -го  века Л. Витгенштейн  Прежде всего это относится к функции самой философии: "Она должна ставить границу мыслимому и тем самым немыслимому. Она должна ограничивать немыслимое изнутри через мыслимое". "Она будет означать то, что не может быть сказано, ясно показывая то, что может быть сказано". "Все то, что вообще может быть мыслимо, должно быть ясно мыслимо. Все то, что может быть сказано, должно быть ясно сказано". "В образе и отображаемом должно быть нечто тождественное, чтобы первый вообще мог быть образом второго". "Грампластинка, музыкальная мысль, партитура, звуковые волны - все это стоит друг к другу в том же внутреннем образном отношении, какое существует между языком и миром. Все они имеют общую логическую структуру...".   Витгенштейн поставил задачу найти "первоформу языка" или "модель языка",  хотя сам он ее решить так и не смог. Причина? Он не смог подняться  на необходимый уровень абстракции, чтобы найти в обыденном языке всеобщие факты, которые бы и стали основанием искомой структуры языка и мира.

Поиском  универсального единого языка занимался наш современник, математик и философ  В. Налимов. “Связать сознание, оперирующее смыслами, с физической материей можно будет только тогда, когда для их описания будет найден единый язык. Таким языком может оказаться язык геометрических представлений. Он позволит отказаться от картезианского представления о пространственной не протяженности ума, и тогда откроется возможность построения сверх единой теории поля, объединяющей семантическое и физическое начала Мироздания”. 

Крупнейший философ ХХ - го века Э. Гуссерль, занимаясь поиском смысловых истоков геометрии в своей работе "Начало геометрии" приводит  мысли, могущие быть определенным ключом к построению искомой "схемы": “Лишь в той мере, в какой при идеализации учитывается аподиктически всеобщее содержание пространственно-временной сферы, инвариантное во всех мыслимых вариациях, может возникнуть идеальное образование, которое в любом будущем и для всех грядущих поколений будет понятно и в таком виде будет передаваемо традицией и воспроизводимо в идентичном меж субъектном смысле” (выд.В.Р.).

Идеи Канта о понятийно - фигурном синтезе в настоящее время развивает философ  А.Барабашев: "Историческая неудача философии состоит в том, что она в свое время, в отличие от математики, не смогла найти адекватный исследуемым в ней проблемам язык. Идея такого языка, более отвечающего образному бытию философии, ее схематически-образному характеру, заключается в том, что философские проблемы должны отражаться в нем картинками-схемами, имеющими, как и проблемы, образную природу." А.Барабашев делает вывод: "...нет никаких серьезных возражений против использования схем-образов в качестве языка философии. Место поиска истины займет в таком случае поиск классов типовых ситуаций и их связей, переходов от картинок к картинкам. Это будет восстановление намерений позднего Платона, который связывал надежды философии с разработкой новых, невербальных средств. Невербально-схематический, образный язык философии устранит неадекватность вербального языка в качестве инструмента философствования, хотя не исключено, что на месте сложностей использования вербальных средств появятся другие сложности. Но в целом возможности философствования расширятся, и не использовать их было бы упущением," ("Философия как схематизм образного мышления").

“Язык - дом истины Бытия”, “Язык есть вместе дом Бытия и жилище человеческого существа” - так “топологично”  М. Хайдеггер узревал язык. Для него язык не только знак, звук, тон, ритм, но и “пространство и время, тело и дух, божественное и человеческое”. Но его попытки "конструирования"  “языка бытия” так так же как и попытки Гегеля сконструировать "язык мысли", не увенчались успехом. 

Можно ли  в  "живом осуществлении", используя идею кантовского понятийно - фигурного  синтеза  узреть фундамент  "дома Бытия"?

Созерцание "формы форм"

Однажды,  на острове Западного Самоа, в самом центре Тихого Океана, я сидел с моей Викторией в "Философском Кафе". Звучала гитара  Chris Spheeris -  The Arrow. Музыка, природа и сама обстановка "Фило-Кафе" распологали к созерцанию. Дул слабый ветер, поднимая покатую волну, которая с журчанием,  водоворотами скатывалась с песчаного берега.  Наблюдая за уходящей вдаль  береговой линией, я вслушивался и всматривался в разговор солнечного луча (света форм - lux formalis по Гроссетесту), ветра, океана и берега. На каком же языке шел этот разговор, полный взаимопонимания?   Вспомнились древнегреческая "богиня формы" Эйдотея - дочь Протея, этого неуловимого "пастуха тюленьих стад", образ   которого - аллегория материи. И Эйдотея неожиданно дает "подсказку"(как и Менелаю, чтобы он смог выведать у Протея путь возвращения   на Родину):  "Узревай  самое  "форму форм",  его "первосхему", которая  задает все проявленное многообразие языка".   И что же?  Солнце "говорило"  на “линейном языке” -  первой  мере “дома Бытия”.  Океан отвечал ему на  “волновом”. Ветер пел  на “вихревом”. И одновременно все они "говорили", переходя с одной меры на другую, с помощью  “диалектов - переходов" на основании единого Закона.  Так достигалось взаимопонимание в природе. Язык бытия триедин,  его  структура  триединая линейно - волно - вихревая.

Освоение "линейного  языка"  наука осуществляла на протяжении 16-18 - х  веков. Это было время  прорыва  круга сознания  Средних веков. Вспомним здесь спор физиков во времена становления ньютоновой научной программы, какое движение является идеальным - прямолинейное или круговое. Победу одержала линейность. И это вполне закономерно.  Языки "абсолютной волны" и "абсолютного вихря", а также  “диалекты” наука и философия начала  осваивать в полной мере  только с 19 - го  века. 

Гегель предпринял попытку создания “языка мысли”, актуализировав   идею  "кругообразности знания"и "историчности". Гегелевское "Я" совершает  в самом себе круговое движение, а по ту сторону достигнутых пределов   оно  "замечает  уже не неизвестное, а незнаемое" (Батай).  

В это же время в физику вошел уже в полной мере  идеал античности  -  гармоническая  волна. В математике происходит прорыв к неевклидовым геометриям .  В экзистенциальной “философии диалога” у  Кьеркегора мысль развивается “волнообразно”, но она еще “шагает” как бы “прихрамывая, то в одну, то в другую сторону”.   Уже в 20 - веке Гуссерль вводит образ “потока сознания” и пространство “жизненного мира”, пытаясь через идею интенциональности осуществить прорыв вновь образовавшегося  "круга". Найти же "точку опоры" для такого диалетического прорыва    Гуссерлю так же не удалось, как и Гегелю, ибо   понятийный язык предполагает то, что Батай называет "замкнутым    существованием". Задача же состояла в "раскрытии  понятий  по ту сторону от них самих."

Поистине революционным в физике стал образ “поля”. Наука все более осваивала диалекты Бытия. “Не - линейность”  постепенно все более расширяла эпистемосферу  Нового времени.  В 1915 году Д.Гильберт  говорил о своей  мечте  - превратить физику  в "науку подобную геометрии", которая бы позволяла  "свести все физические постоянные к математическим постоянным". Весь ХХ - й век физика  шла по пути "геометризации"("топологизации"). Но сама математика, несмотря на созданный в конце XIX - го века "математический рай", так и осталась безосновной. Причина - в ее отрыве от бытия, от реальности - самой Жизни. Здесь кстати привести замечание В. Перминова, отстаивающего и развивающего идеи априоризма: "Основная проблема современной философии математики состоит в том, чтобы прояснить отношение математических понятий к аспектам реальности, составляющим онтологическое основание математического мышления. Мало кто сомневается, что существует некоторое изначальное видение реальности, определяющее структуру исходных математических представлений. Речь идет здесь главным образом об определении истоков и характера этого видения." К сожалению "язык геометрических представлений" вытесняется из современного образования.  Академик В. Арнольд отмечает: "В середине XX столетия обладавшая большим влиянием мафия "левополушарных математиков" сумела исключить геометрию из математического образования (сперва во Франции, а потом и в других странах), заменив всю содержательную сторону этой дисциплины тренировкой в формальном манипулировании абстрактными понятиями. Вся геометрия и, следовательно, вся связь математики с реальным миром и с другими науками была исключена из математического образования.". Итог такого подхода очень печальный: ..."левополушарные больные" сумели вырастить целые поколения математиков, которые не понимают никакого другого подхода к математике и способны лишь учить таким же образом следующие поколения. Отвращение к математике со стороны министров, подвергшихся в школе унизительному опыту подобного обучения, - здоровая и законная реакция. К сожалению, это их отвращение распространяется на всю математику без исключений и может убить ее целиком." 

 “Логический  срез” фундамента “дома Бытия” 

Е. Андреева, приняв за основу древние представления о триединстве и слове, как началах мироздания, и развивая идеи силлогистики Аристотеля, смоделировала “матрицу” системы “язык - знание”. Подход Е. Андреевой к моделированию состоит в следующем. Современный логический анализ языка ведется средствами символической логики, которая разрабатывалась для нужд математики. Она исходит из принципа “атомарности” единиц языка и стремится придать терминам строгую однозначность, независимую от окружения, как это свойственно объектам, с которыми оперирует математика. Но язык - это в высокой степени связная система. Смысл слова в предложении или словосочетании зависит от контекста и неизбежно меняется от употребления к употреблению. Кроме того, “логический анализ языка” ведется в направлении “от слова к значению”, т.е. в направлении, противоположном пути развития мышления и языка.

Е. Андреева рассматривает логические процессы в направлении “от смысла к тексту”, что позволяет их моделировать. В результирующей модели знания о мире связи “элементов” - понятий составляют само существо их значения. Ее метод исследования опирается не на теорию множеств и комбинаторику, как это свойственно логике символической, а на теорию определения и теорию классификации, которые символической логикой практически не используются.

Парадоксальность ситуации, по мнению Е. Андреевой, заключается в том, что “динамичный”, “процессуальный” подход, используемый диалектической логикой, строит сетевую модель статичного “вневременного” описательного, “декларативного” знания о ситуации в целом, в то время как “статичный” набор средств символической логики, сохранивший линейную последовательность знаков естественного языка, наибольших успехов позволил добиться как раз в моделировании шагов логического вывода, временной последовательности событий, т.н. “процедурного” знания.

Как считает Е. Андреева, именно противоположность сравниваемых подходов обладает свойством взаимодополнительности, и в полном согласии с принципами диалектики, их синтез приближает нас к более полному пониманию сложности окружающего мира.

Рассматривая дихотомию “статика - динамика” и ее место в восприятии действительности сознанием, Е. Андреева отмечает, что развитие восприятия идет от целого к частям и от статики к динамике. Сам же процесс превращения бинарной конструкции простого предложения в унарную работал издревле - начиная с самых мелких и бедных содержанием составляющих мышления - речи, и далее, к сложному предложению и тексту. При “стягивании” словосочетания в единое слово происходит “сжатие” звуковой материи, упрощается ее форма, что в целом способствует повышению обозримости текста и продвижению мышления к постижению все более сложных реалий. Именно моделирование мыслительных структур позволяет связать между собой и объяснить множество зафиксированных в науке о языке явлений, необъяснимых в пределах только одной языковой системы.

Осуществив анализ смысловой структуры логической формы, “ячейки” мышления - умозаключения, как наиболее развернутой, наиболее наглядной ее разновидности, Е. Андреева приходит к выводу, что динамической пространственной моделью логоса-закона, "матрицы Вселенной" (matrix - лат. "источник", "матка") является треугольник.  Платон считал треугольник “мерой чувственных вещей”, а Аристотель полагал, что он  репрезентирует “фигуру вообще”.

Согласно исследованиям А. Пелипенко и И. Яковенко, треугольник  есть знак - первотектон, продуцирующий идею внешней статичности и внутренней динамичности, восхождения, сакральной иерархии, триединства, власти (изначально женский знак), движения от протяженности (основание) к непротяженности (вершина), целостно - завершенная структура динамического медиативного взаимодействия дуальных оппозиций и их снятия в синтезе. Указанные значения приобретают смысл только при “правильной” ориентации треугольника по отношению к смотрящему, т.е. при горизонтальном положении основания. Взаимопогашение диагоналей треугольника как динамического начала образуют ключевую гравитационную точку - вершину. Из нее опускается единственная ось симметрии - высота. Единство движения (стороны - диагонали) и статики (вершина и основание) образуют семантическое поле с вектором центр - периферия.

По Р. Коху треугольник с вершиной вверх - это египетская эмблема Бога, пифагорейский символ мудрости, христианский знак троичности, “значение мужского элемента, который основательно базируется на земном и стремится к высшему”. (Обратите здесь внимание на историческую "борьбу" двух начал мужского  и  женского за "владение треугольником" - пирамидой).

Под первотектонами А. Пелипенко и И. Яковенко понимают когнитивные структуры, представляющие собой органическое единство формы и семантики. Из других знаков - первотектонов, стуктурирующих смыслы, они отмечают:

а) точка - знак первичности, не развернутости, изначального единства, целостности, самодостаточности, чистых и абстрактных первотектональных направленностей;

б) круг - результат изначального ментального импульса, разворачивания точки на плоскости, целостности, концентрированного выражения природности, цикличности, повторяемости, замкнутости, разграничения внешнего и внутреннего пространства как момента снятия всей природной “круглости” и цикличности; центр круга переживается как сакральное, периферия - как профаническое. По Коху круг - символ сущего без начала и конца, знак Бога или Вечности, спящее око Бога. Круг с точкой в центре - открытое око Бога. Хайдеггер отмечает, что бытие есть круг, и познание протекает как движение в круге.

в) прямая - идеи поступательного движения, бесконечности, необратимости, абстрактного разграничения пространственных зон;

г) вертикаль - сакральности; по Коху вертикаль - единство Бога, Бог вообще, символ происхождения человека сверху, в направлении снизу вверх - устремление человечества к Богу;

д) квадрат - равновесия (часто неустойчивого) вертикали и горизонтали, симметрии; по Коху - символ Земли и Природы;

е) горизонталь - профанического и имманентного; по Коху - символ мира, на котором жизнь течет ровно и в одном плане;

ж) крест - завершенной формы синтеза пути; по Коху - Бог и мир в гармонии, рождение света по велению Бога;

з) S - образная линия - разомкнутого пространства, ритмики всемирной триадичности, параллельности свойствам природы, единства структурной дискретности и континуальной текучести, ритмической завершенности и бескончного ритмического продолжения, коррелят древнекитайской идеограммы Инь/Янь;

и) спираль - образ развернувшейся точки,  объединяет в себе функции всех знаковых первотектонов.

Знаки - первотектоны подразделяются на два вида: а) разомкнутые - прямая, зигзаг, крест, меандр; б) замкнутые - круг, треугольник, квадрат. 

К первотектональным знакам можно отнести и образ стрелы. У Гераклита есть высказывание: “Луку имя “жизнь” (bios), а дело его “смерть” (bios)”. Т.е. слово bios c ударением на первом слоге означает “жизнь”, а с ударением на втором - лук (оружие, орудие смерти). В символизме летящая прямо стрела - это путь между “небом” и “землей”, путь к истине. Стрела, падающая к земле - окончание пути. Стрела, летящая вверх - предостережение, что следует говорить с осторожностью и тщательно взвешивать последствия сказанного, прежде чем выпускать слово на свободу. 

Итак, “логический срез”,  “дома Бытия”     - равносторонний треугольник. Он и есть "первопонятие - первосхема", задающее первоформы  бытия и мышления("абсолютные формы существования"), т.е.закон.Он задает  три равнозначных, взаимозависимых пути.  

.   Построение  же искомой, полной  "первосхемы"   -  закона  организации, развития и сохранения  многообразия "ткани Жизни" - в главе "Парадигма триединства".

В следующей  главе мы, опираясь на П.Флоренского, попытаемся узреть   начало процесса расхождения научного мышления и "жизненного мира", истоки "кризиса европейских наук", как очередного "концептуального кризиса".

1.ПОСВЯЩЕНИЕ 2.ДОРОГА ДОМОЙ 3.ФИЛОСФЕРА и НООСФЕРА 4.ЗАКОН ЛЮБВИ 5.БОЖЕСТВЕННЫЙ РЕБЕНОК 6.ЯЗЫК БЫТИЯ 7.РАЗВЕНЧАНИЕ ПРИРОДЫ И КОСМОСА 8.ПАРАДИГМА   ТРИЕДИНСТВА: "ИДУ НА ВЫ!" 9.“ОСОЗНАЮЩАЯ СЕБЯ ВСЕЛЕННАЯ” 10.ВЕКТОР И СТРУКТУРА СОЗНАНИЯ 11.ПЕРВЫЙ ВЕЛИКИЙ НЕЖНЫЙ ПЕРЕВОРОТ 12.ВТОРОЙ ВЕЛИКИЙ НЕЖНЫЙ ПЕРЕВОРОТ 13.ТРИАДА ПЕРВО-БЫТИЙНОГО ЧЕЛОВЕКА 14.В ТЕНИ БОЛЬШОГО НЕАНДЕРТАЛЬЦА 15.ВОЛНЫ ДУХА 17.НОВЫЙ “ДЕВЯТЫЙ ВАЛ” 18.ДВОЕ ПЕРЕД ЛИКОМ ТРЕТЬЕГО 19.АВТОРЫ И ПРОИЗВЕДЕНИЯ УЗРИ НАДВИГАЮЩИЙСЯ STORM